Съедает сумрак снег искристый.
Слова текут по проводам.
Улыбка юного бариста
Пожухла к тридцати годам.
Колышит в колыбели ночи
Готовых вновь вступить в игру
И пляшет сорванный листочек
Последний танец на ветру.
Концы — пределы поредели
И осень, город взяв в мешок,
Стремится в новый понедельник,
Мечты стирает в порошок.
Заглядывая в окна-души,
Стирая лета чертежи,
Она пройдёт, чтоб всё разрушить.
И заново учиться жить.

Я маленький. Я — капля. Я — песчинка.
Я пёрышком над пропастью взлетел.
Но ваши тёплые слова — лучина,
Дающая надежду в темноте.
И вот я встал. Расправил плечи. Замер.
Я — мы. А мы — не мелочь. Мы — гигант!
И пред просохшими от слёз глазами
Поднимет парус солнечный фрегат.

Сидеть в тюрьме не страшно,
А страшно не сидеть,
Пытаясь день вчерашний
В окошке разглядеть.
Не думая о прошлом,
О будущем скорбя,
Гуляя осторожно,
С опаскаю любя,
Надеясь,что за плетью
Не щёлкнет пистолет,
Раздумывать как детям
Сказать, что правды нет.
И я, с одной попытки,
Свинтив из этой тьмы,
Шлю всем теперь открытки.
Пусть даже из тюрьмы.

Как будто день. Как будто осень.
Есть мненье, что вокруг тюрьма.
А жизнь годами плодоносит
Сквозь прохудившийся карман.
Надежды, чаянья, припадки
И сотканный разлукой бред
В местах потрёпанной тетрадки
Осядут в этом октябре.
Гоняя чай по стылым венам,
Пройдусь от шконки до среды,
Мечтая об обыкновенном:
Обнять жену, вдохнуть сады.
И дождь, набрасывая глянец,
На всё, что осень золотит,
Шепнёт: “Не кисни, новобранец!”
И не прощай! — Он не простит…

Забившейся в угол тенью

Рассудок просачивался в ничто,

А корни от бури моих смятений

Врастали в карманы ее пальто.

Сочилась тумана живая масса,

Срезая обочины, этажи,

А я раскачивался и трясся,

Как сердце каторжника дрожит.

Но тлело святое знание,

Что мы с ней вместе — теперь одно,

Лишь хрупкость жизни хрустела в ванне

Ледком, под которым не видно дно.

26.05.21

И долго-долго у вокзала

Я ждал, что скоро, что вот-вот,

Пока мне осень не сказала,

Что лето — только через год…

Салат из снов и заусенцев,

Компот из сухо-влажных дней,

И боли. Боли, но не в сердце,

А в углях глаз твоих огней.

И испытания на прочность,

Но что прочнее пустоты?

И я, застыв и обесточась,

Хочу все «я» сменять на «ты».

И воробьёв неугомонность,

И сок травы, и неба жмых,

Секунд легчайших многотонность

На месяцах пути из тьмы.

Ну вот и март ушёл в закат,

                сгорели корабли

Как безработный адвокат

                потерянной земли.

Закончить разом все проблемы,

                рухнуть на кровать,

Вдавить клопа, зачистить клеммы,

                всё к чертям взорвать.

Над близкими чиня расправу,

                завершим с людьми,

И одуванчики — по праву! —

                завоюют мир.

В каждом дне на каждом дне

Есть своя причуда.

Я в тебе, а ты во мне —

Это ли не чудо?

Сотни сот и тучи туч, —

Март не всех простит.

Ветер перемен могуч —

Мясо рвёт с кости.

Привет, родная.

Ничто

Не стоит твоих слёз.

Парней, убитых просто так,

Но умерших всерьёз.

Рассветов, вспоротых бедой,

Амбиций мертвецов,

Надежд, запекшихся слюдой,

В конце

          чужих

                Концов.

День да день,

Неделя, месяц.

Три, четыре, девять, десять.

Лицемерные пророки

Вам покажут райский сад.

Чисто ради интереса:

За кустом не видя леса,

Сможешь, как наступят сроки,

Детям посмотреть в глаза?

Я в затейливости лба темноты не утаю.

Паутина на руках карты путает.

У меня пока судьба — через четырнадцатую** —

Разбавляет Гулливеров лилипутами.

**ст. №14 УК РБ

Всё циклично: заботы, проблемы,

Вспышки радости, счастье в глазах.

Доказательство той теоремы

Не в материях, не в образах.

Отрешённо взирая на вечность,

Каждый делает в вечность свой вклад:

Крики чаек, полночная млечность,

Маргарита и Понтий Пилат.

Человеку дано чуть поглубже

Зачерпнуть ненасытной рукой

В этой топкой чернеющей луже

И спросить себя: Кто я такой?

Честный часто не нужен отчизне,

И заложен в ломбард пистолет.

Всё умножится циклами жизни

И сотрётся песчинками лет.

Вначале сеем, а потом

Мы ожидаем всходы,

Но вдруг второй, сожжённый, том

Был с запахом Свободы?..

В темноте,

Разбавленной светло-серым едва-едва,

Не было места ни грохоту, ни огням.

Помните?

Выстрела было всего лишь два:

В него

И в меня.

ВОроны

Иль ворОны,

Иль, там, грачи

Брызнули с веток ясеня кто куда.

Помните?

Я загадал себе: не молчи.

И изменил всё сущее навсегда.

Выстелен путь

Неошкуренной мостовой,

Нету в простом ни спасенья, ни торжества.

Я соглашался: пусть будет.

И что с того?

Было да сплыло

Не раз,

Не два.

Вышла история, в общем-то, хоть куда!

Двое напротив. Потёмки. Сердца стучат.

Классика актуальна везде, всегда.

Тогда.

Сейчас.

Он посягнул на моё, я ответил: «Нет».

Так уж устроен хищник страшнее всех.

Угол в пещере, мраморный кабинет…

А сверху –

Снег.

Помните?

Ветер воет, а мы в тепле.

Много ли надо сведённым Магнитом Душ?

Кажется, вы явились в мир в феврале,

В самом лучшем году.

Что там закаты? Что реки, мосты, Луна?

Где-то подул сквозняк – и открылась дверь.

Я заглянул и понял: лишь ты одна.

Всегда.

Теперь.

Я не могу молчать, – говорю я, – раз!

Я не устану вслух проклинать враньё.

Будущее сейчас зависит от нас.

Твоё.

Моё.

Там, в темноте, уже не важны слова.

Только рассвет запустит начало дня.

Помните?

Выстрелов было всего лишь два.

В него.

В меня.

Вот замкнулась кольцевая,

И безверье ломит кости, как

В небе туча — назревает

Диагностика агностика.

Калi сумленне нам расплюшчыць вочы,

I зорачак заззяе карагод…

… Мы вспомним, что Народ уполномочен

Из старого построить Новый год!

Тонул я в жизни

                И не раз,

Но выплыл к той,

                Что не обманет,

Ведь свет твоих

                Волшебных глаз

Зажёгся

              Маяком в тумане.

А жизнь — как снежинка:

Ни шагу назад!

Тепла отраженье в холодных глазах.

Дерзать!

Полететь и не ждать продолжения.

Снежение.

        Снижение.

            Сближение.

                Сражение…

Поднял, расплескал крематорий ладоней,

Гудит не остывший сердечный кристалл.

Ты шёл становиться, но так и не стал

Вершителем судеб, погоней агоний…

Рождённая в недрах бескрайних небес,

То прямо, то криво, со смыслом и без,

Искрит катафотами бренной души

Снежинка — как наша мгновенная жизнь.

, consequatur.

Здравствуйте.

Не бойтесь. Не тужите.

Думайте. Не потакайте лжи!

Выпрямитесь.

Пойте и дышите.

Верьте и мечтайте.

Будем жить!

***

Сизиф уснул. Мазай немного выпил.

И, в целом, — без Герасима никак…

Вопрос:

Что общего между астрономией и пенитенциарной системой?

Ответ:

Живу я в ожидании воздаяния,

И, видно, не случайно — Вот так ах! —

И в астрономии, и в тюрьмах расстояния

Не в метрах измеряют, а в годах.

Снег, низвергнутый из высей,

Сквозь преграды видел путь,

На сердечной мышце высек

Пару слов про что-нибудь.

Сонмы белых легионов,

Мчась, лавируя, кружа,

Без запретов, без законов

Смысл жизни обнажат:

Снег не делает различий

Между мерзким и святым,

Тихо ляжет пухом птичьим

На овраги и мосты.

Белым-белым кроет город

На секунды, на часы.

Скоро, скоро. Скоро-скоро

Скоро смена полосы.

Суббота начинает свой разбег.

В неё войду я тем же, хоть и старше.

И в глупой непокорной голове

Мне колыбельная заменит сотню маршей.

Моя тишина во мне

Рубцует порезы слов,

Запаханной борозной

Откроет дорогу всходам.

И то, что всего больней,

Внутри наплело узлов,

Моей тишины струной

Удавится мимоходом.

Фонарики звёздных льдин

В тебе сотворят кумира,

Купаясь в святой воде,

Как мессу служа концерт.

Но холод непобедим, —

Являясь основой мира, —

Он каждое из сердец

К себе заберёт в конце.

Твоя тишина с моей

Сплелись в бесконечном танго.

В твоей тишине сады,

Леса и полно луны.

Я знаю тропу в траве,

Как знала старуха Ванга,

Пригубим живой воды

И будем же спасены.

В неустановленное время

Неустановленным лицом

Я был как будто установлен,

Но, к счастью, не был подлецом.

И часовая стрелка колесом

Домчит меня в иные времена,

Где снова будет человек весОм,

А ложь — бессильна и обречена.

Уж сорок лет осенью — жизни косая сажень.

И каждый зигзаг кардио грозится замкнуть круг..

И все зеркала с проседью, и люстры блестят сажей,

Но алчет душа-жадина твоих колдовских рук.

И весь чернослив сущего фотонами звёзд проколот.

За край заглянуть боязно, но руку твою сожму:

Пусть воды плывут тучами под грозный небес молот,

Улыбка твоя милая разрушит мою тюрьму..

Список дел на сегодня банален и прост:

Почитать и попробовать выжить.

И безумный ответ на безумный вопрос

Устаревшим орнаментом вышить.

Поработать над телом, порыться в себе,

Негатив разобрать на запчасти.

Не погаснуть в застенках скрипучей судьбе,

Если ждёт за воротами счастье.

Дрёма пахнет бабьим летом.

Ну-ка! Кто кому слуга?

Нашпигованный рассветом

День упал к моим ногам.

Прописные, проливные —

Истины идут вразвес.

Книги-письма наказные —

Бьют главой по голове.

Кто-то вздрогнет, кто-то спросит:

«Чьих ты будешь, человек?»

Ночь закроет все вопросы

Замыканьем ставней век.

Да будет свет! А после света —

Да будет что-нибудь ещё!

Но шанс пройти болото это

Для нас не будет упрощён.

А всё куда-то движется, и мы,

Сжигая в лёгких километры смога,

Когда-нибудь да выйдем из тюрьмы,

Ведь ноги знают путь, а руки могут.

Как будто день.  Как будто осень.

Есть мненье, что вокруг тюрьма.

А жизнь годами плодоносит

Сквозь прохудившийся карман.

Надежды, чаянья, припадки

И сотканный разлукой бред

В листах потрёпанной тетрадки

Осядут в этом октябре.

Гоняя чай по стылым венам,

Пройдусь от шконки до среды,

Мечтая об обыкновенном:

Обнять жену, вдохнуть сады…

И дождь, набрасывая глянец

На всё, что осень золотит,

Шепнёт: «Не кисни, новобранец!

И не прощай. Он — не простит».

Съедает сумрак снег искристый.

Слова текут по проводам.

Улыбка юного бариста

Пожухла к тридцати годам.

Колышет в колыбели ночи

Готовых вновь вступить в игру,

И пляшет сорванный листочек

Последний танец на ветру.

Концы-пределы поредели,

И осень, город взяв в мешок,

Стремится в новый понедельник,

Мечты стирает в порошок.

Заглядывая в окна-души,

Стирая лета чертежи,

Она придёт, чтоб всё разрушить.

И заново учиться жить.

Мизансцена сквозила Кустурицей,

И упёрся в забор скалолаз,

Тот фонарь за аптекой на улице

Был повешен пьянчуге под глаз.

Мы хотели жить плохо не долго.

И не долго, и плохо — уже.

Разлилась величавая Волга

По стаканам унылых бомжей.

Жизнь отсеяла левые роли,

А окошки взломали «винду»,

И пороли меня за пароли,

Позабытые в летнем бреду.

Мы с тобой — как нейтроны в Полонии —

Непонятно, куда, но бежим.

Хорошо, хоть в далёкой Болонии

И теплей, и приятнее жить.

Замыкается в цепь переменную

Голос связанных цепью немых.

Ну а я направляюсь в пельменную.

Там всё честно. Пельмени — не мы…

Сидеть в тюрьме не страшно,

А страшно — не сидеть,

Пытаясь день вчерашний

В окошке углядеть.

Не думая о прошлом,

Над будущим скорбя,

Гуляя осторожно,

С опаскою любя,

Надеясь, что за плетью

Не щёлкнет пистолет,

Раздумывать, как детям

Сказать, что правды нет.

И я, с одной попытки

Свинтив из этой тьмы,

Шлю всем теперь открытки,

Пусть даже из тюрьмы.

Здравствуй, любовь моя!

Конкретно для сей открытки

Хочу подобрать мысль,

Что лист этот унесёт.

Знаешь, любовь моя,

Шесть месяцев взять на «крытке» —

Не так уж и тяжело.

А ты для меня — всё.

Бессмысленно быть поэтом

                На планете, где уже есть Полозкова —

Колючая мысль об этом пробежала от сих и до сих.

Забористым пируэтом,

                Размазав по жизни задор подростковый,

Я снова копаюсь в рифмах, ведь я всё такой же псих.

И, млея от яркой формы,

                От тонких цветных аллюзий и взмахов

Не то чудотворной кисти, не то колдовских ресниц,

Мне хочется быть покорным.

                Но, кажется, я рождён росомахой.

А психи и росомахи не вправе склоняться ниц.

И вот, не ища признанья,

                Как будто само всё должно воплотиться,

Стареющим хриплым горлом глотая прогорклый ком,

Не ведая заклинанья,

                Я, в небо таращась, слежу за птицей.

Ох, Вера, вы бесподобны.

                Но, кажется, смысл не в том.

В который раз расту я над собой —

Уж все былые пОросли погнили.

Хотелось отложить последний бой,

Но электричку в Киев отменили.

Закончился давно грибной сезон,

Рудиментарно хочется напиться.

Я написал бы книжку про СИЗО,

Но слишком много стало очевидцев.

Калі сумленне

Нам расплюшчыць вочы

І зорачак заззяе карагод…

Мы вспомним, что Народ 

уполномочен

Из старого построить 

Новый год!

19.12.2021